ВВЕДЕНИЕ


     Около ста лет назад внимание общества, и особенно на Западе, было частично
направлено на рассмотрение возможности скрытых психических сил, пребывающими
латентно в человеке. Теперь, когда мы подходим к середине Двадцатого столетия,
было бы вполне естественным ожидать роста общественного интереса к
экспериментам, проводимым в области психологии, гипнотизма, медиумизма,
оккультных, спиритических и тому подобных явлений. К сожалению, наша
современная цивилизация уделяла слишком мало внимания с трудом накопленному
опыту цивилизаций ушедших. Ослепленные самомнением и упрямством, мы          
по-прежнему двигаемся наощупь, продолжая совершать ненужные ошибки и промахи.
Сейчас в жизни этого социального хаоса, который мы называем цивилизацией,
особую роль играет художественная литература. В прежние эпохи огромное влияние
оказывала поэзия; позже для наказания порока и введения реформ использовали
форму эссе. Современный же рассказ не только развлекает, но деликатно и умело
указывает на болезни общества; он также помогает образовывать, изменяя взгляды
миллионы читателей, которым под ситлу обучаться лишь в процессе развлечения.

     Вполне естественно было бы ожидать, что к трудам по психологии,
оккультным искусствам и Оккультизму станут прибегать все чаще и чаще, как к
основе для литературных творений. К сожалению, за небольшим исключением, к
которому относятся работы Е.П.Блаватской, У.К.Джаджа, Р.Л.Стивенсона и Булвера-
Литтона, большинство авторов, пытающихся писать на эт тему, оказываются
неспособными воздать должное важным проблемам психической науки, к которой
они обращаются. Многие занимаются современной психологией, часть - 
психоанализом и лишь некоторые - исследуют психические явления. Большинство
авторов не стремятся искать знания в Восточной Мудрости и Эзотерической
Философии, поскольку настроены против них с предубеждением. Если они и
усваивают какое-либо воздействие или знание по Чистому Оккультизму, то это 
происходит косвенно и бессознательно.

     Разнообразие тем по оккультной литературе огромно - от истинной интуиции
до нарушений работой головного мозга. Как правило, это рассказы, представляющие
собой забавный вымысел, не основывающийся на знании. К счастью, такие
произведения могут сбить с толку немногих. Затем идут рассказы на модные темы,
состряпанные из последних научных теорий и гипотез. Они тоже плохие помощники
в приобретении знаний и истинного обучения.

     Но есть достаточное число рассказов, берущих начало в псевдо-оккультизме, -
рассказов об астральных путешествиях и т.п., - которые более или менее безвредны.
Хотя и здесь, некоторые, несомненно, опасны; например, рассказы о любовных связях
с невидимыми невестами и женихами, искание невидимых собратьев по душе и т.п.
Великие теории Реинкарнации и вечной справедливости Закона Кармы низводятся
до опошленных сюжетов, уничижая воплощения великих личностей, например,
Клеопатра воплощается вдруг в миссис Джонс, а Наполеон - в мистера Смита.
Отсутствие истинных знаний и приводит к плачевным результатам. 

     Но для честных мыслителей и старательных писателей область Оккультизма
открыта. Им нужно лишь вооружиться точным знанием основных принципов и
тонкостей психической науки. Учитель Оккультизма XIX века, Е.П.Блаватская, умело
использовала рассказ в качестве средства для популяризации и доведения до
читателей глубинных истин Оккультизма. Мы переиздаем некоторые из ее
рассказов, а также произведения ее коллеги У.К.Джаджа. Мы делаем это потому,
что их проза сможет позабавить тех, кто хочет просто развлечься, люди же более
проницательные найдут здесь массу намеков и большую пищу для ума вместе со
строгими предупреждениями для новичков.

     Некоторые трудности встретились, при подборе подходящего название для
этих рассказов о psyche (душе) и nous (духе) в человеке. Редакторы в конце концов
выбрали название ГАЛЕРЕЯ АСТРАЛЬНЫХ ОБРАЗОВ (TELL-TALE PICTURE GALLERY), как
наиболее характерно отражающее содержание книги. Читатель также встретит это
название как заголовок одной из удивительных историй м-ра Джаджа, которому мы
и обязаны этим названием.

АЛЛЕГОРИЯ

(У.К.Джадж)

     Гуляя по саду своего сердца, ученик внезапно встретил Учителя, и был рад
этому, ведь он только что завершил задание, данное ему Учителем, которое и
торопился сложить к его ногам.

     "Смотри, Учитель, - сказал он, - работа сделана. Позволь же мне создать новое
учение".

     Учитель взглянул на него печально и снисходительно, как на ребенка, который
пока еще не все понимает.

     "Уже многие пытаются учить интеллектуальным концепциям Истины, - ответил
он. - Ты считаешь, что служение твое станет лучше, оттого что ты пополнишь их
ряды?"

     Ученик растерялся.

     "Но разве Истина не стоит того, чтобы возвещать ее с крыш домов так, чтобы
о ней узнал весь мир?" - спросил ученик.

     "И что потом?"

     "Потом весь мир наверняка примет ее".

     "Нет, - ответил Учитель, - интеллект не научит Истине, Истина исходит из
сердца! Смотри!"

     Ученик посмотрел и увидел Истину в виде белого света, заливающего всю
Землю. Но плотные слои облаков мешали лучам ее пробиться к живым зеленым
растениям, которым они были так нужны. 

     "Эти облака - интеллект человека, - заметил Учитель, - взгляни еще раз".

     Пристально вглядываясь, ученик заметил кое-где едва заметные просветы в
облаках, сквозь которые пытались пробиться слабые неуверенные лучи. Каждый
просвет был похож на небольшую вибрирующую воронку, и, посмотрев вниз через
эти воронки, ученик почувствовал, что каждая такая воронка начиналась в
человеческом сердце.

     "Свет достигнет Земли, лишь если просветы в облаках станут больше и число
их умножится, - сказал Учитель. - Что лучше, пролить больше света на облака, или
усилить движение сердца? Второе ты должен делать тайно и незаметно, не требуя
благодарности. Первое принесет тебе хвалу и признание среди людей. Но
необходимы оба условия: оба они являются нашей работой, но - ты сам видишь,
сколь немногочисленны просветы! Достанет ли тебе сил идти впереди хвалы так,
чтобы сердце твое стало источником чистой, бескорыстной силы?"

     Ученик вздохнул, ибо это был трудный вопрос.



ТАИНСТВЕННАЯ ИСТОРИЯ

У.К.Джадж

ЧАСТЬ I


     Читатели этого журнала уже знакомились на его страницах с историями,
намного более странными и невероятными, чем та, отрывки из которой я собираюсь
поведать ныне. Конечно, все помнят удивительную русскую сказку об адепте в доме
у богача, когда дитя приняло облик старца. Но наша история, хоть и не содержит,
по мнению автора, ничего необычайно нового, тем не менее, отличается от многих
других тем, что я буду рассказывать о некоторых вещах, которые я видел лично.
К тому же наш рассказ вполне ко времени, и может быть, в событиях, изложенных
здесь, многие найдут объяснения разнообразнейшим странным случаям,
происшедшим за последние пять лет в Индии и Европе.

     Для начала сообщу, что отрывки этой истории написаны в соответствии с
указанием, полученным из источника, не подчиняться которому я не властен, и
который сам по себе уже представляет интерес, поскольку нас пытаются убедить
в том, что он нам сейчас не нужен.

     Почти все мои друзья в Индии и Европе знают, что я много путешествовал по
севере Южной Америки, а также Мексике. Наш журнал уже писал об этом. В один
из очень теплых дней в июле 1881 года я стоял в притворе церкви Св. Терезы в
городе Каракасе в Венесуэле. Город этот был основан испанцами, завоевавшими
Перу и Мексику, и население его испаноязычно. У входа в храм столпилось огромное
множество людей, а затем появилась процессия, впереди которой шел маленький
мальчик с оглушительной трещоткой, звуки которой должны были отпугивать
дьявола. Как только я увидел это, я услышал голос, который сказал мне по-
английски: "Забавно, что они сохранили из древности лишь этот обычай".
Повернувшись, я увидел пожилого человека весьма примечательной наружности. Он
как-то по-особенному улыбнулся, произнеся: "Пойдемте со мной, поговорим". Я
подчинился, м вскоре он привел меня к дому, на который я часто обращал внимание
раньше. Здесь над дверью висела любопытная дощечка с надписью на старо-
испанском, сообщавшая о том, что дом этот посвящен покровительству святых
Иосифа и Марии. По приглашению моего спутника я вошел внутрь, и сразу же
увидел, что дом этот необычен для Каракаса. Вместо ленивых чумазых слуг-
венесуэльцев здесь были лишь опрятные слуги-индусы, что было бы обычным
явлением в соседней английской колонии Тринидаде. Вместо тяжелого запаха
чеснока и тому подобных специй, привычных для города, воздух был напоен
удивительными ароматами, известными лишь на востоке. Итак, я сразу же заключил,
что встретился с восхитительным приключением. 

     Когда мы уселись в комнате, где по стенам были развешаны гобелены, а в
воздухе веяли опахала, которые, явно внесли лишь недавно, мы продолжили беседу.
Я пытался выяснить кто же передо мной, но мой собеседник постоянно уклонялся
от ответа. Хотя он не говорил открыто и не отрицал того, что знает о Теософском
Обществе мадам Блаватской или о Махатмах, он постоянно делал такие ссылки, что
я был уверен, что он знает о них все и подошел ко мне в церкви намеренно. После
долгой беседы, во время которой я постоянно ощущал, что он наблюдает за мной
и чувствовал воздействие его взгляда, он сказал, что намерен объяснить мне кое-
что, так как теперь мы уже вполне знакомы. Не удовольствие и не выгода привели
его сюда, но лишь долг. Я сказал, что ходят слухи, будто в Перу есть подземные
ходы, полные сокровищ. Мой собеседник подтвердил, что это действительно так,
и его присутствие здесь непосредственно с этим и связано. Ходы эти идут от Перу
до самого Каракаса, где мы сейчас и находились. В Перу они отлично укрыты и
непроходимы так, что человек просто не сможет в них попасть, но здесь, в Каракасе,
входы охраняются не так хорошо. Хотя в 1812 году ужасное землетрясение сровняло
с землей большую часть города. Венесуэльцы славятся своей жадностью, и
хранители тайны из Индии направили его сюда, чтобы никто не смог найти входы.
Их можно было найти лишь в определенное время года, а когда же эти периоды
кончались, он спокойно удалялся, так как до наступления нового срока никто не
смог бы найти входы без помощи адептов. В этот момент рассказ был прерван
странным звуком колокольчика, и он попросил меня подождать до его возвращения,
ибо его позвали, и вышел из комнаты. Я ждал довольно долго, погруженный в
раздумья, и, так как становилось действительно поздно и обед уже давно прошел,
я был готов уже уходить. Едва я собрался это сделать, тотчас же появился слуга-
индус и встал напротив единственной двери. Лишь только он вошел, я услышал звук
голоса, исходившего словно из длинной трубы: "Пока не двигайся". Я вернулся и сел
на свое место, и тут я заметил, что на стене, там, куда я раньше не обращал
внимания, висит странная, широкая, ослепительно сверкающая, серебряная пластина.
Видимо, подошел час дня, когда на нею должны были попадать лучи солнца, и я
увидел на ней знаки, смысл которых был мне непонятен. Случайно взглянув на
соседнюю стену, я заметил, что пластина отбрасывает отражение на поверхность,
словно специально предназначенную для этой цели, и на ней отражается все, что
есть на пластине. Здесь была диаграмма с компасом, неким символом и странными
знаками. Я подошел было поближе, чтобы рассмотреть все повнимательнее, но
именно в этот момент солнце скрылось за домами, и знаки исчезли. Все, что я успел
заметить, было лишь то, что буквы походили на увеличенные знаки тамильского или
телугского языка, а может быть, и языка Зенд. Еще раз тихо зазвучал колокольчик -
и мой знакомец вернулся. Он извинился, заметив, что был далеко отсюда, но что мы
еще встретимся. Я спросил его где, на что он ответил: "В Лондоне". Обещая
заглянуть еще раз, я поспешил уйти. На следующий день, безуспешно пытаясь найти
его, я обнаружил целых два дома, посвященных Иосифу и Марии, но так и не смог
бы сказать, в котором из них я его видел. В обоих домах были испанцы, испанские
слуги и испанские запахи.

     В 1884 году я приехал в Лондон. К тому времени я совсем забыл об этом
приключении. Однажды я свернул на старую аллею, чтобы найти древнюю римскую
стену на улице Стрэнд, возраст которой, как говорят, был две тысячи лет. Когда я
приблизился к стене и стал ее разглядывать, я заметил мужчину, по виду
иностранца, наблюдавшего за мной с того момента, как только я вошел. И я
чувствовал, что он знает меня или же я видел его где-то, но не мог бы утверждать
это с полной уверенностью. Глаза его, казалось, не принадлежали его телу, и
внешность его была одновременно поразительна и привлекательна. Он обратился к
своему спутнику, но и голос его тоже не о чем мне не говорил. Затем, когда его
спутник вышел, он, подойдя ко мне, спросил: 

     "Вы не забыли еще дом Иосифа и Марии?"

     В ту же секунду я узнал выражение этого взгляда, смотревшего через окна его
души, но в то же время это был совсем другой человек. Не собираясь подыгрывать
ему, я просто ответил "нет" и стал ждать.

     "Удалось ли вам разобрать отражение серебряной пластины на стене?" Теперь
место было обозначено совершенно точно, но это еще ничего не говорило о человеке.

     "Так что ж, выходит в Каракасе я видел лишь ваши глаза, но не ваше тело". 

     Он рассмеялся: 

     "Я вовсе забыл об этом, я тот же человек, а тело это я занял сейчас, и оно
будет служить мне какое-то время, но уж очень сложно его контролировать. Это не
совсем то, чего мне бы хотелось. Конечно, вы узнали выражение моих глаз, но я
совсем упустил из виду, что вы смотрите на мое тело обычными глазами".

      И в этот раз мы снова отправились к нему домой. Надо заметить, что когда
я не думал о личности, но слушал лишь его душу, то совершенно забывал о
перемене, но перемены были, и он великодушно поведал мне на редкость интересные
вещи о себе. Он начал так:

     "Я позволил себе обмануть себя, забыв о том месте, где Бхагавад-Гита учит
нас, что лучший друг своей душе - сам человек.


------------------------------------

ВСТАВКИ ПЕРЕВОДА СТРАНИЦ 170 - 171

------------------------------------
 >
... свисал с цепи вокруг шеи с орнаментом, который, если и не был
розенкрейцеровским, то определенно был очень древним. 

     Затем я заметил еще одну перемену. Вместе с ним, казалось, пришли еще
некие посетители, но вошли они не через дверь, и были это не люди. Сначала я не
мог видеть их, хотя и ощущал их присутствие. Несколько минут спустя я уже знал,
что кем бы они ни были, они бесцельно блуждали по комнате, все еще оставаясь
бесформенными. Это так захватило меня, что я замолчал. Молчал и мой хозяин.
Через несколько минут эти суматошные гости набрали из воздуха довольно
вещества, позволившего им стать частично видимыми. То здесь то там воздух вдруг
начинал колебаться, как если бы среда, в которой они двигались приходила в
движение. Это очень напоминало то, как по воде внезапно идет рябь от плавника
рыбы. Я подумал об элементальных формах, о которых мы читаем у Булвера-
Литтона в "Заноне", а также описанных в небезынтересном комментарии Генри
Кунрата на еврейскую каббалу. 

     "Ну что, - спросил мой странный друг, - вы видите их? Не стоит бояться, они
совершенно безвредны. Они вас не видят, за исключением одного, который вас знает.
Меня отозвали как раз для того, чтобы поглядеть, сможете ли вы их увидеть, и я
очень рад, что вам это удалось".

     "А тот, что знает меня, - спросил я, - можем ли мы как-то назвать его?"

     "Ну что ж, - сказал он, - давайте называть его "он". Кажется он уже видел вас.
Ваш образ запечатлелся в нем, как фотография на пластине, и я вижу, что он также
связан с вами по имени. Да, это - ".

     И он назвал имя одного из элементалов, или природного духа, о котором одно
время, несколько лет назад много говорили в Нью-Йорке.

     "Сейчас он смотрит на вас, и кажется, ему что-то от вас нужно. Не могли бы
вы припомнить, что было у вас такого, или что вы делали, о чем бы он мог знать?"

     И тут я вспомнил один рисунок, копию египетского папируса из зала двух истин
с изображением Суда Мертвых, и сказал об этом вслух, сожалея, что не имею
возможности показать ее своему другу. Но лишь только я произнес это, я увидел,
что картина уже лежит на столе. Откуда она появилась, я не знаю, так как не
помнил, чтобы захватывал ее с собой. Однако, я не стал задавать вопросов и ждал,
пока мой хозяин пристально вглядывался куда-то выше моей головы.

     "Да, это именно то, что он искал, и он, кажется, вполне удовлетворен, - сказал
он, как будто я мог видеть и слышать то же, что и он. Я понял, что все сказанное
относится к элементалу.

     В следующий момент внимание мое привлек рисунок. Поверхность его
вздымалась, как будто бы по нему шли волны, и каждая его часть издавала
потрескивающие звуки. Они становились все громче, движение же вдруг
прекратилось, и из одной точки начала подниматься тонкая струйка пара,
качающаяся взад и вперед. В это время странные посетители, о которых я вел речь,
казалось, суетились более всего вблизи бумаги с рисунком, а один из них словно
прыгал из одного конца комнаты в другой, издавая при этом странный
металлический призвук, сопровождавший его быстрые движения.

     Здесь я с сожалением ненадолго опускаю занавес. Давайте нарушим единство
и цельность повествования, сказав буквально несколько фраз. Представим
воображению делать выводы дальше. 

     "Что касается этих странных изменений форм, то здесь все довольно просто.
Их видели в храме ясновидящие. Верно, что элементалы не имеют таких форм... Но,
несомненно, у них есть различные виды, и древние египтяне не делали ничего
ненаучного... Есть оккультная причина, по которой, хотя они и не имеют форм, они
могут принимать конкретный облик. Будучи однажды принятыми и  увиденными в
таком виде ясновидящими, они впоследствии всегда предстают перед ними именно
такими. Так представитель астрального света или мудрости, называемый иначе
духом-хранителем записей, всегда желтого цвета, очень высокий, с  длинным
клювом ибиса. Тот же, кто взвешивает душу всегда с головой шакала... Нет, нет
никакого запрета, чтобы объяснить теперь оккультную причину. Дело в том, что из
тысячи услышавших лишь один поймет значение и причину сказанного... Пусть ваш
ум потрудится также над такой деталью, что у всех судей, расположенных наверху,
одинаковые головы, но они разные по цвету, и у каждого на голове есть перо, знак
истины... Нет, это не так, как у индусов, и все же это то же самое. Индусы обычно
говорили, и вы можете найти эту мысль в одной из их книг, что все есть Высшая
душа, и Высшая душа пребывает во всем".*  Итак, великая истина едина, но мы
видим тысячи способов ее выражения. Мы, [египтяне], приняли лишь одну точку
зрения и привели в соответствие с ней каждый символ и каждый звук... Но так же
как индусов обвиняют в идолопоклонстве из того лишь, что они представляли
Кришну восьмируким, стоящим на огромном слоне, нас же, тех, кто не представлял
божество восьмируким, обвиняют в преклонении перед шакалами, котами и
птицами... Да, безусловно жаль, но песок, покрывающий Египет, не смог заглушить
великий голос этого Сфинкса, эзотерической доктрины. Но голос этот говорит не
через нас, кроме редких случаев, подобных этому. Светильник горит в Индии, где
все еще живут люди, хранящие ключи - ".

     В этот момент рисунок начал вздыматься опять, и над ним появился тот же
колеблющийся столб. Слабый шум от элементалов воздуха возобновился, вновь
привлекая мое внимание, а затем рисунок лег спокойно.

     Должен заметить, что не привожу здесь нашу беседу полностью. В этом нет
необходимости. Мой хозяин, за все это время не проронивший ни слова, казалось,
ждал, что я скажу, поэтому я спросил: 

     "Что побудило вас оставить те мирные места, где можно достичь истинного
продвижения?"

     "Что ж, - отвечал он, - места эти, может быть, и мирные, и там, вполне
вероятно, может быть движение вперед, но вы недооцениваете опасности. Вы ведь
читали Занона, и, вероятно, получили несколько искаженное представление об
ужасном Страже Порога. Вы представляете его реальным существом. На самом
деле, все гораздо хуже. Когда вы попадаете в те места, что вы называете
"мирными", сила его удесятеряются по сравнению с тем планом, на котором мы
сейчас находимся, живя в Лондоне.

     Но я полагал, что освобождаясь от губительного воздействия жизни
современного общества неофит мог счастливо доплыть по спокойным морям к
берегам островов удачи.

     Все вовсе не так. В действительности, на том плане лучи духовного солнца,
передают нам благодатное воздействие тех великих мудрецов, кто, достигнув
паранирваны, отказались от всего накопленного во имя людей, и в то же время на
нас падают лучи зла, накопленного на темной стороне Луны, и сила его не ослабла. 
Что ваши мелкие соблазны и трудности жизни несравнимы с этой борьбой! Ибо
именно здесь начинаешь понимать, что "я" враг самому себе, но в то же время и
лучший друг".** 

     "Но, - спросил я, - насколько велика была ваша ошибка, что вам пришлось
выполнять эту задачу?"

     "Не так велика, как вы думаете. Но достаточна для того, чтобы впоследствии
я сделал свой выбор. В Каракасе вы видели лишь иллюзию определенной личности.
Там я делал то, что требовалось, при этом иллюзия была совершенной за
исключением глаз. Теперь перед вами иная иллюзия, и в то же время - это
реальность, в том смысле, в каком это слово употребляется современными учеными.
Это тело, которое живет и затем погибнет. Может быть, карма и тяжела, но я не
жалуюсь. Но не большая ли иллюзия то, что, хотя это тело говорит и думает, я,
говорящий через него, остаюсь невидимым для тебя?"

     Слова эти принадлежат не мне. Если какие-то из них показались моим
читателям бессмысленными или странными, не вините автора. И все же есть те, кто
сумеет понять их. Есть и иные, чьи мысли пока сокрыты, кому нужны были именно
эти слова, чтобы пробудить их к жизни. Я не буду рассказывать о моем собеседнике
подробнее, поскольку у него были причины не разрешать мне этого, хотя кому-то он,
возможно, рассказал бы и больше. Он также высказал одну очень любопытную
мысль, дающую пищу для размышлений. Это произошло тогда, когда я спросил об
использовании тела, которое он, так сказать, занял. Он сказал:

     "Разве вы не знаете о том, что возможны различные эксперименты такого рода,
и некоторых из учеников обучают этому специально? Я часто выходил из этого
земного вместилища души, впуская в него тех, кто, несмотря на то, что они
довольно хорошо управлялись с этой машиной, употребляя ее достойно, не
осознавали полностью всего, что делали. Они, если хотите, мечтали, а здесь, в этом
теле, они на время становились его сутью, говоря его словами, думая его мыслями
и были не в состоянии контролировать его. В общем-то они и не хотели этого,
поскольку полностью сливались с этим телом. Когда же они просыпались у себя
дома, сны нашептывали им лишь отрывки мыслей, похожие на песню, либо же они
ничего об этом не помнили. В таком случае, тело, будучи действительным хозяином,
могло сделать или сказать то, что я не стал бы говорить - либо же тот, кто занимал
тело, будучи сильнее его, мог бы рассказать что-то из воспоминаний о своей
собственной жизни, о чем его слушатели не имели ни малейшего представления".

     В этот момент пробили часы. Казалось, воздух начал очищаться. Странный, но
в то же время знакомый запах поплыл по комнате, и мой хозяин сказал: "Да, я
покажу вам стих, который меня просят показать вам".

     Он подошел к столу, взял с него причудливую пожелтевшую от времени
книжечку, напечатанную на санскрите, которой, видимо, которой часто пользовались.
Открыв ее, он прочел: " Эта верховая и чистейшая Божественная Сущность, даже
пребывая в теле, не действует и не испытывает воздействия, ибо природа его не
имеет ни начала, ни качества. Как вседвижущаяся Акаша, или эфир, из мельчайших
своих частей неизменно распространяется повсюду, также и вечносущий дух
неизменно пребывает в теле. Подобно солнцу, которое одно озаряет всю эту
вселенную, живое существо, одно в теле, освещает тело сознания. Те, кто видят
глазами знания различия между телом и владельцем тела и могут также понять
процесс освобождения из сетей материальной природы, достигают высшей цели".***



¦-------------------------------------

*    Бхагавад-Гита

**   Бхагавад-Гита

***  Бхагавад-Гита



ТАМ, ГДЕ ЖИЛИ РИШИ.

(У.К. ДЖАДЖ под псевдонимом БРАЙЕНА КИННАВАНА)

Риши - это священные Барды, Святые, Высшие Адепты, которых знали еще
Индусы, которые дали великие духовные импульсы в прошлом, 
которые, как говорят, иногда воплощаются вновь, 
и которые некогда жили среди людей.

     "Мир сотворен из морей и островов. Ибо континенты - это всего лишь большие
участки суши, окруженные водой. Тогда люди должны обитать либо на море, либо
на суше, если не предположить, что они пребывают в воздухе. А если же они и
пребывают в воздухе, то это совсем не те люди, которых мы знаем". Так я
размышлял, когда большой пароход медленно входил в порт небольшого острова,
но прежде, чем спустили якорь, все вокруг, казалось, вдруг изменилось, и
ослепительный свет прошлого смыл темные картины современной цивилизации.
Вместо английского корабля я почувствовал себя на каком-то древнем летательном
аппарате, приводимом в движение неизвестной ныне силой, пока громкие звуки
швартовки вновь не вернули меня к действительности. 

     Но теперь, когда, сойдя на землю, стоя на холме, я оглядываю город и залив,
странный свет и летательный аппарат вновь овладели моими чувствами, и, кажется,
все великолепие забытых лет воспряло из океана. Напрасно борется и силится
восстать мое современное образование, я позволил занавесу скрыть убогое
настоящее.

     И вот - нежно поет вода, накатываясь на берег и отражая сияющее
новорожденное солнце, которому всего лишь час отроду. А вдалеке... Что это за 
приближающееся с Запада пятно на небе, за которым показалось еще одно и еще,
пока весь горизонт не заполнился сотнями таких аппаратов, причем некоторые уже
так близко, что их можно легко разглядеть? Это те же самые странные
летательные аппараты, которые я видел в самом начале. Подобно птицам летят они
по небу. Вот они замедляют приближение, а некоторые бесшумно спускаются на
землю. Они сели на землю почти по-человечески мягко, без ударов и толчков,
демонстрируя при этом удивительное мастерство. Из них вышли люди благородной
наружности, обратившиеся ко мне как к другу, а один, еще более благородный, чем
другие, казалось, сказал: "Желаешь ли ты узнать обо всем этом? Тогда следуй за
мной", - и повернулся к своему аппарату, который стоял, словно птица, готовая
взмыть в небо.

     "Да, я иду", - и тотчас я почувствовал, что прошлое и настоящее слились
воедино, и уже знал, что мне предстоит увидеть, но воспоминания были смутными
со стершимися деталями.

     Мы вошли в быстрый аппарат, движимый силой разума, и он тотчас поднялся
на легких, широких крыльях и стремительно понесся на Запад, туда, откуда
появился ранее. Он обогнал много аппаратов, летящих навстречу, на восток, к
Острову, где вода все еще тихо пела в лучах солнца. Горизонт медленно
поднимался, пока море за нами не скрыло Остров из виду. И чем дальше мы летели
к Западу, тем все больше и больше рукотворных птиц, подобных той, в которой
летели мы, пролетали мимо нас, как будто спеша к тихо поющей воде, ласкающей
берег морской горы, оставленной нами на востоке. Сначала мы летели слишком
высоко так, что до нас не доносилось ни звука с моря, но вскоре из соленой глубины
в лицо мне ударил влажный воздух морских глубин, говоря о том, что мы
спускаемся, и тут мой друг произнес:

     "Смотри вниз, вокруг и вперед себя!

     Внизу были рев и грохот бешеных валов, вздымавшиеся к небу, и огромные
воронки, готовые все поглотить весь мир. Черные тучи закрыли великое солнце, и
я увидел, что земная кора обнажилась до своих потаенных глубин. Я повернулся к
Учителю и понял, что он услышал мой невысказанный вопрос. Он произнес:

     "Закончился цикл. Великие преграды, сдерживавшие море, сломались под своим
весом. Так мы пришли и приходим".

     Быстрей понеслась наша птица, и я увидел гибель великого Острова. То, что
осталось от берега, продолжало рушиться, поглощаемое ненасытным морем.
Впереди были такие же воздушные машины, как и у нас, только темные и
неблестящие, их капитаны тщетно пытались поднять в воздух. Они медленно
поднимались, а затем падали и тонули в море.

     Но вот мы устремились дальше, туда, где вода не затопляет берег, и там мы
увидели, что осталось несколько блестящих воздушных машин, стоящих рядом друг
с другом. А их капитаны входят и ломают могучие, темные машины людей в
красных одеждах, чьи исполинские тела спят, словно одурманенные парами
наркотика.

     Пока эти красные гиганты спят, капитаны в мантиях солнечного цвета
завершают свою разрушительную работу. И вот, хотя мы летимел быстро, наступает
момент, когда вода хлынула вслед за нами, и донеслось дыхание всепожирающей
бездны. Капитаны в золотых одеждах входят в свои легкие воздушные машины и
поднимаются так быстро, что вскоре оставляют далеко позади еще непроснувшихся
людей. Исполины в красном слышат рев и чувствуют как холодные воды бурлят
вокруг них. Они входят в машины, но только для того, чтобы понять всю тщетность
своих усилий. Вскоре, рушащаяся земля не может более выдержать их. Набегающий
вал поглощает всех их, снося в пучину моря, а вероломный океан, как будто радуясь
победе, с ревом сметает последние остатки Острова.

     Но одному из красных гигантов удается спастись, и медленно, но верно его
машина поднимается выше и выше, пытаясь ускользнуть от преследования людей
цвета солнца, разрушивших машины.

     Но вот раздается громкий, ясный и вибрирующий звук необычной силы,
исходящий от моего капитана, и сотня сверкающих, быстрых машин, устремившихся
было на восток, снова возвращается. Теперь они преследуют огромную, тяжелую и
неповоротливую машину гиганта, окружают ее и, кажется, уходят от его атак. И
снова раздается сигнал от моего Учителя, а наша машина зависает на крыльях. Это
приказ, исполненный тотчас же.

     Одна небольшая сверкающая машина с заостренным носом нацеливается на
машину красного гиганта. Движимая силой, быстрее пули, она пронзает его машину;
и, поврежденная сама, падает в воду, увлекая с собой жертву. В испуге я смотрю
вниз, но мой капитан спокойно произносит: 

     "Он в безопасности, ибо по сигналу он перенесся в другую машину. Теперь все
красные гиганты погибли, этот же последний был самым худшим и
могущественным".

     И вновь на восток, сквозь соленый дождь и мглу. И вот вскоре снова появляется
яркий свет, а над морем поднимается Остров, окруженный тихими водами, поющими
в лучах солнца. Мы приземляемся, и когда я оборачиваюсь, вся флотилия быстрых
машин исчезает, а на небе загорается яркая полоса солнечного света, сложившаяся
в буквы:

     "Здесь были Риши до того, как возник из воды меловой утес Альбиона. Они
были, но их нет теперь".

     И снова раздается тот громкий, четкий и вибрирующий звук, который я слышал
в быстрокрылой машине. Он наполнил меня грустью о славном прошлом, не
оставившем для будущего ничего, кроме судьбы.




СТРАННАЯ ИСТОРИЯ

(У.К.Джадж под псевдонимом БРАЙЕНА КИННАВАНА)

     Несколько лет назад я спускался к Киллернейским озерам, но не просто для
того, чтобы увидеть их, как это сделал бы любой другой путешественник. В детстве
меня всегда увлекала мысль попасть туда, и во сне я часто оказывался на водной
глади озера или гулял вокруг него. После того, как это произошло множество раз,
я достал фотографии тех мест и был чрезвычайно удивлен, обнаружив, что мои сны
были так точны, что казались воспоминаниями. Но превратности судьбы приводили
меня в другие части света, и до своего совершеннолетия я так и не побывал в этом
месте. Решение отправиться туда было принято, когда однажды, взглянув на витрину
магазина в Дублине, мой взгляд случайно упал на открытки с видами Киллернейских
озер, и тотчас же я исполнился сильнейшим желанием увидеть их. Итак, я сел на
первый поезд и вскоре уже был там, сняв комнату вместе с одним стариком,
который с самого начала показался мне старым другом.

     Следующие день или два были посвящены бесцельным прогулкам по
окрестностям, которые не принесли большого удовлетворения, видимо, потому, что
это место не интересовало меня с чисто географической стороны; до этого я уже
успел побывать в различных краях. Но в третий день я ушел в поле, раскинувшееся
недалеко от глади одного из озер, и присел возле одного старого колодца. День
только еще начинался, и было необычайно приятно. В голове у меня не было никакой
определенной цели, и я заметил, что мне непривычно тяжело следить за четким
ходом своих мыслей. Итак, как только я сел, мной овладела сонливость, поле и
колодец посерели, хотя и оставались по-прежнему видимыми, в то время как я,
казалось, превращаюсь в другого человека. И через несколько минут я увидел
туманную форму или изображение высокой круглой башни, возвышающейся футов
на пятьдесят прямо за колодцем. Я потряс головой, и видение исчезло. Мне
показалось, что я поборол дрему, но лишь на мгновение. Видение повторилось с еще
большей силой.

     Колодец исчез, на его месте возникло здание, а высокая башня сделалась
прочной. Все желание остаться самим собой исчезло. Я поднялся, чувствуя чисто
механически, что мой долг так или иначе призывает меня в башню, и вступил в
здание, через которое, как я знал, нужно было пройти, чтобы попасть в нее. Когда
я прошел через стену, показался старый колодец, который я видел ранее, когда
пришел в поле, но это странное совпадение не вызвало моего удивления, ибо я уже
давно знал этот колодец. Я подошел к башне, и ступил на ступеньки винтовой
лестницы, ведущие наверх, и пока я поднимался, знакомый мне голос назвал меня
по имени, но не по тому привычному имени, которое я носил, когда присел у
колодца. И это опять вызвало у меня не большее удивление, чем старый колодец за
стеной. Наконец, я поднялся на самый верх башни, где горел огонь, поддерживаемый
неким старцем. Это был вечный, никогда не угасавший огонь, и из всех других
молодых учеников лишь мне одному дозволено было помогать старцу.

     Как только моя голова показалась над уровнем нижнего края башни, я увидел
величественную прекрасную гору невдалеке, а также другие башни, что были ближе
к ней, чем моя.

     "Ты опоздал", - произнес старец. Я не ответил, ибо ответить было нечем. Но я
приблизился, всем показывая, что готов продолжать наблюдать за огнем вместо
него. Как только я сделал это, меня осенило, что солнце приближалось к зениту, и
на какое-то мгновение у меня возникло воспоминание о старике, с которым я вместе
снимал комнату, а также о поезде-экспрессе, до которого надо добираться на
повозке, но оно тут же стерлось, ибо проницательные глаза старого хранителя
смотрели мне прямо в душу.

     "Я боюсь оставить тебя за старшего, - были его первые слова. - Возле тебя
тень, темная и молчаливая".

     "Не бойся, отец, - ответил я, - я не оставлю огонь и не дам ему погаснуть". 

     "Если это случится, то наш приговор будет подписан, а решение судьбы
Иннисфаллена задержится".

     С этими словами он повернулся и оставил меня, и вскоре стихли его шаги вниз
по винтовой лестнице. 

     Огонь, казалось, был заколдован. Он едва горел, и один или два раза я чуть не
умер от страха, когда он готов был угаснуть. Когда старец оставил меня, огонь
горел ярко. В конце концов, мои усилия и молитвы оказались услышанными -
появилось пламя, и все пошло на лад. Но именно в этот момент шум на лестнице
заставил меня обернуться, и, к своему удивлению, я увидел совершенно незнакомого
мне человека, появившегося на площадке, куда никто, кроме охранников, не
допускался.

     "Смотри, - сказал он, - вон там огни угасают". Я посмотрел и ужаснулся, увидев,
что дым на башнях, стоящих рядом с горой, погас. В изумлении я бросился к
парапету, чтобы рассмотреть поближе. Убедившись, что все, о чем говорил
незнакомец, было правдой, я вернулся, чтобы продолжать следить за огнем и ... О,
ужас! Мой огонь едва горел. Пользоваться свечой или трутом было нельзя;
смотритель должен был возжигать огонь лишь самим же огнем. В безумном страхе
я схватил новое топливо, бросил его в огонь, размахивая над ним, наклонился и
бешено дул на угасающее пламя, пытаясь раздуть его, - но все мои усилия были
напрасны, - огонь погас.

     Меня охватил болезненный страх, за которым последовал паралич всей нервной
системы, за исключением той ее части, что управляет слухом. Я слышал, как
незнакомец приближается ко мне, и, как только он заговорил, я сразу узнал его
голос. Кроме него я не слышал больше ни звука. Все было мертво и холодно, я,
казалось, знал уже, что старый страж огня никогда больше не вернется, что никто
больше не вернется, ибо началась катастрофа.

     "Это твое прошлое, - сказал незнакомец. - Ты подошел к тому моменту, когда
давно, много веков назад, ты не смог поддержать огонь. Это сделано. Хочешь ли ты
слушать об этом дальше? Старик давно умер и больше не причинит тебе
беспокойств. Очень скоро ты снова окажешься в суматохе девятнадцатого века".

     Тогда дар речи вернулся ко мне, и я проговорил: "Да, скажи мне что это или
что это было".

     "Это старая башня, используемая прямыми потомками Белых Магов,
поселившихся в Ирландии еще тогда, когда Остров Англии не поднялся из моря. А
когда Великим Учителям пришлось уйти, были оставлены строгие приказы о том,
что ни один огонь на башнях не должен угаснуть, а также было дано
предупреждение, что если жизненными принципами начнут пренебрегать, если
милосердие, долг и добродетель будут забыты, то сила, питающая огонь жизнью,
постепенно исчезнет. Упадок добродетелей совпадет с угасанием огней, а эта
последняя башня, охраняемая стариком и юношей, должна будет угаснуть
последней. Но даже она может спасти других, если ее хранители огня будут
верными.

     Прошли многие годы. А яркий камень на горе Иннисфалена сиял днем и ночью
до тех пор, пока свет его не стал меркнуть. Странные поющие камни, которые
находят сегодня в Ирландии, не были просто выдуты ветром; лишь только тогда,
когда чистый и верный служитель спускался вниз с Белой Башни, над горами от
того камня, установленного рядом с холмом, где сиял алмаз, и над долиной плыли
протяжные, странные волнующие звуки. Те камни использовались Великими Магами,
и когда звучал самый большой из них, лежащий у Белой Башни, появлялись феи
озер; когда призывно звучал камень горы, то тотчас на Белой Башне послушно
собирались духи воздуха и воды. 

     Но все изменилось, и пока поддерживали огонь на башнях, подкралось неверие.

     На вас со стариком очень надеялись. Но пустые мечтания задержали тебя на
час после назначенного времени в тот роковой день, оставшийся в прошлом,
показанный тебе мною лишь из расположения к тебе. Ты пришел, но слишком поздно.
Старик был вынужден ждать, но все еще страшился оставить тебя, ибо он уже
видел прозорливым оком черный перст судьбы. Он спустился с лестницы и в самом
низу упал и умер. Именно в тот роковой миг ты из любопытства бросился
посмотреть на соседнюю башню, хотя ты прекрасно знал и верил в предсказание.
Тот момент и решил все, - и, бедный мальчик, ты не смог устоять перед железной
поступью судьбы. 

     Огонь погас. Ты спустился вниз башни; внизу на ступенях ты увидел их,
уносящих старика и - **".

     В этот момент я увидел, что туманный колышущийся силуэт башни исчез,
колодец снова оказался рядом со мной, и я очутился опять в поле. Увы!

КРОВЬ ЗМИЯ

(У.К.Джадж под псевдонимом БРАЙЕНА КИННАВАНА)

     Это был древний, волшебный остров. Много столетий назад Великие Адепты
добра пришли на его берега с Запада, чтобы утвердить здесь на недолгое время
Истину. Но даже они не смогли остановить неумолимую поступь судьбы и знали, что
это место станет лишь временной остановкой, местом, где должна была
сконцентрироваться духовная мощь так, чтобы этой закваски хватило на несколько
циклов, чтобы стать основой, на которой, много веков спустя, можно было бы снова
возвести духовный храм истины. Бесчисленными столетиями эти благословенные
существа пребывали на Острове, наблюдая как поднимались из морских глубин
новые земли, сначала из мягкого ила, превратившегося позже в скалы и землю. Они
были учителями людей, среди которых находились способные ученики, из числа
которых было избрано много последователей, исполненных старания, терпения и
веры. Я был наименьшим из них, и долго и честно трудился в течение многих
жизней, прожитых на Острове. Остров этот стал позже известен под именем
Острова Судьбы, ибо в будущем ему предстояло пережить таинственные события,
предсказанные Величайшим из Адептов и теми, кто их предвидел.

     Мне не удалось достичь той ступени, когда я мог бы надеяться уйти с Острова
вместе с Учителями, которые говорили, что настанет день, когда они должны будут
уйти в другие земли, оставив после себя свое благословение тем ученикам, кто
останется здесь по своей воле. Тем же, что восстал, также предстоит остаться, но
без благословенной помощи и поддержки, дарованной первым. И вот наступил день
расставания. Великие наставники ушли, оставив хорошо развитые истинные религию
и обычаи. Но все мы знали, что даже они придут в упадок, к которому некоторые из
нас, возможно, приложат руку. Но средоточие духовной силы должно было
оставаться на Острове до тех пор, пока не исполнится его судьба. Сила эта должна
быть сокрыта, пребывая таковой, пока не придет срок.

     Минуло много лет, я все еще продолжал снова и снова воплощаться на Острове.
С болью видел я, как предавались забвению древние обычаи, и как их вытесняли
иные взгляды. То была власть Змия.

     На одной известной всем горе Учителя установили драгоценный камень, а у ее
подножия - башню. О них я, кажется, рассказывал в одной из предыдущих историй.
Я хорошо знал эту гору, и видел ее каждый день на некотором расстоянии от башни,
где мне надлежало исполнять свои обязанности. Я присутствовал при возложении
чудесного камня на вершину горы, и из всех свидетелей этого великого события
лишь я один помнил о нем. С того дня кануло много столетий, и другие ученики,
также воплощавшиеся на Острове, забыли об этом дне, хотя и знали о камне.
Некоторые из них, бывшие в предыдущих жизнях моими слугами там, на башне,
стали теперь моими земными начальниками. Они посвятили себя формальной,
внешней стороне силы, которая есть лишь слабый символ той реальности, которая
существует внутри нее. Итак, осталось только традиция, и алмаз на горе теперь
сиял уже не так ярко, как тогда, когда я впервые увидел его. По ночам лучи его
устремлялись в небо, и священники напрасно из месяца в месяц повторяли
церемонии и твердили молитвы, пытаясь заставить алмаз засиять во всем блеске
славных дней. Из древнего пророчества им было известно, что такое возможно, но
это было все, что они могли сказать. Относительно остальной части пророчества
они оставались в полном неведении, а если бы узнали ее, то, возможно, вообще бы
не стали совершать никаких церемоний. Ибо вторая часть предсказания гласила, что
великое и славное сияние алмаза на горе случится лишь тогда, когда на Острове
будет пролита последняя капля крови Змия. Затем же сам алмаз исчезнет с горы,
где он оставался в течение стольких веков. Об этом из всех них знал только я, но
и я не знал, где найти Змия. Его влияние было ощутимо и зримо, в древности он был
единственной рептилией, ускользнувшей от преследования, так как его рождение
было вызвано злобными помыслами странствующего черного мага, который на
неделю облюбовал Остров. И было это так давно, что у священников не сохранилось
ни единой записи об этом. Этого Змия надлежало убить, а кровь его должна была
быть пролита на землю, чтобы смыть навсегда последние следы зла, содеянного
магом. И именно для этого Адепты Добра и возложили на гору Алмаз, и поныне
хранящийся там. Он предохранял ростки истины от дыхания Змия, но
необходимость в нем отпадет, как только Змий будет уничтожен. Если бы
священники знали об этом, они бы не пытались провести ни одной церемонии, чтобы
заставить Алмаз сиять ярче. Они скорее покорились бы влиянию Змия, нежели
потеряли бы эту драгоценность. В самом деле, они верили, что существует
некоторая связь между сроком их власти и Алмазом на горе. И были правы в этом.
Я понял, что для них это будет концом, когда я найду логово Змия.

     День за днем и подолгу во тьме ночи я медитировал, вглядываясь во все
уголки Острова. При полной Луне, когда Алмаз стал сиять чуть яснее, я обнаружил
скользкие следы Змия на Острове, но не мог найти его прибежища. И вот, наконец,
однажды ночью мой давний друг, из тех учеников, что ушел с теми, кем был
установлен этот Алмаз, время от времени возвращавшийся силой их власти, чтобы
помочь мне, появился передо мной. Уходя, он сказал: "Ищи у подножия горы".

     Никогда я не мог предположить, что мерзкая тварь может находиться так
близко от священного Алмаза. Но, однако, она была именно там. Злые мысли
первосвященника помогли Змию найти там надежное убежище. Я вгляделся и увидел
его у подножия горы, дышащего ядом и черными клубами отчаяния человеческих
душ.

     Приближался великий день церемоний, посвященных Алмазу, и я решил, что
именно он станет свидетелем смерти Змия и последнего яркого сияния Алмаза.

     Утро выдалось ясным и теплым. Огромные толпы людей столпились вокруг
храма-горы в ожидании великого исхода церемонии. Казалось, что эти природные
медиумы внутренне чувствовали, что Алмаз засияет как прежде. Но однако, время
от времени толпой овладевал страх, что, воссияв во всем великолепии, Алмаз будет
утерян для них навсегда. И вот вслед за первосвященником пришел и мой черед
совершать обряд церемонии, и лишь я один осознавал, что Змий проник уже в храм
и лежит, свернувшись, за самим алтарем. Я решил схватить его и, призывая нашего
древнего Учителя, задушить его так, чтобы кровь его пролилась на землю.

     В ту же секунду, как я подумал об этом, я увидел своего друга, в одежде
странствующего монаха входящего в храм, и понял, что это ответ на мое
невысказанное устремление. Но в лицо мне смотрела смерть. Там у алтаря лежала
священная секира, всегда готовая обезглавить того, кто нарушил церемонию. Это
было одним из грубых извращений древнего закона, и хотя прежде так поступали
с теми, кто нарушил порядок, я знал, что первосвященник сам убьет меня, лишь
только великое пламя Алмаза угаснет. К тому времени, когда наступит миг,
позволяющий мне уничтожить врага нашей расы, на нас опустится вечерняя тьма.
Итак, я не думал о смерти, ведь не ее ли тысячи раз встречал я, как благое
освобождение, дарящее новые возможности. 

     И вот момент настал. Я бросился вниз, нарушая обычай, просунул руку за
усыпальницу и схватил рептилию за горло. Первосвященник увидел, что я нагнулся
и бросился к секире. Еще секунда промедления, и все было бы напрасно. Со
сверхчеловеческим усилием я все сильнее и сильнее сжимал руку. Меня пронзило
как молнией, и я увидел как странствующий монах вдруг взмахнул рукой. В тот же
миг первосвященник, уже подбежавший к секире, споткнулся и упал. Еще усилие, и
Змий был мертв. Нож! Он был у меня за поясом, с его помощью я перерубил Змию
шею. Красная, живая кровь потекла на землю, и... секира обрушилась мне на голову,
и младший священник храма упал замертво на землю.

     Но умерло лишь мое тело. Я же поднялся в воздух и увидел себя лежащим.
Вокруг стояли люди, не шелохнувшись, не произнося ни звука. Священник склонился
надо мной. Я увидел, как странствующий монах улыбнулся. Сначала кровь Змия
медленно растекалась вокруг моего тела, а затем она собралась в маленькие
красные живые шарики. Свечение Алмаза на горе за храмом постепенно становилось
все ярче, и вот он вспыхнул и засиял. Его лучи заполнили весь храм, и все
священники и люди, кроме странствующего монаха, простерлись ниц. Дивные звуки
и шелест наполнили воздух, а с горы донеслись голоса на неизвестном языке,
произносившие непонятные слова. Но люди не шевелились. Сияние Алмаза, казалось,
сконцентрировалось вокруг крови Змия. Постепенно свет пронзил каждую каплю
кроме одной, самой зловещей из всех, а затем эта капля в форме шар все еще
живого шара поднялась в воздух и внезапно превратилась в маленькую ядовитую
змейку, которая, извиваясь в воздухе, понеслась в ночную тьму, прочь к далеким
островам. Первосвященник и люди застыли в ужасе. Голоса, доносящиеся с горы,
смолкли, звуки затихли, свет исчез, и все покрыла тьма. Дикий вопль отчаяния
раздался в ночи, и первосвященник бросился наружу, чтобы увидеть гору.
     Пятна крови Змия все еще оставались на земле, а Алмаз исчез.



ВОЛШЕБНОЕ ЗЕРКАЛО ВРЕМЕНИ

(У.К.Джадж под псевдонимом БРАЙЕНА КИННАВАНА)


     У древних индусов было изречение, гласившее: "Тот, кто знает, на что
распадается время, знает все".

     Время по-санскритски называется Кала. Оно одновременно и разрушает и
созидает. Яма, хозяин смерти, хотя ми могущественен, но не так, как Кала, ибо пока
не пришло время, Яма не властен. Мгновения, пролетая перед нами, унося с собой
длинной вереницей в прошлое все сущее, суть атомы Времени, сыновья Кала. Годы
слагаются в столетия, столетия в циклы, циклы становятся вечностью; но всеми ими
правит время, ибо все они лишь его частицы.

     Да, столь много веков я уже наблюдаю время, невидимое само по себе, но
рисующее картины на своем волшебном зеркале! Когда я увидел скользкий след
Змия на священном острове Судьбы, я не знал Времени, поскольку полагал, что
грядущий миг отличается от того, в котором живу я, и оба они отличаются от
прошедших мгновений. Не знал я тогда и того, что этот Змий, вместо того, чтобы
вдыхать эфир вечности, жил в грубейшей форме материи; я не понимал тогда, что
сияние Алмаза на горе было вечным светом самой истины, по-детски воображая, что
оно имеет начало.

     Вслед за трагедией в храме, жертвой которой я стал, - убитый секирой
первосвященника, - последовала другая, о которой я узнал вскоре, когда,
освободившись от своего тела, я в духе беседовал со своим другом -
странствующим монахом. Он поведал мне о том, что на следующий день
первосвященник, оправившись после ужасного события, направился в храм, где на
полу все еще оставались пятна моей крови. Целью его прихода было выиграть время
для размышления над новыми планами удержания народа в своей власти, которая
ослабла после исчезновения Алмаза.

     Размышления привели его к мысли найти замену прекрасному камню, но после
того, как он какое-то время предавался мечтам об этом взгляд его вдруг привлекла
любопытная сцена. На подставке, откуда он схватил секиру, лишившую меня жизни,
он заметил облачко, казавшееся струйкой пара, поднимавшейся с пола.
Приблизившись, он увидел, что моя кровь каким-то непостижимым образом
смешалась с тем, что осталось от пятен рептилии, чью смерть я исполнил. Отсюда-
то и исходил пар, осаждающийся на подставке. И вдруг, в центре облачка, он, к
своему изумлению, заметил медленно вырастающий светящийся камень, чье сияние
заполнило пространство.

     "Вот и снова Алмаз, - вскричал он. - Я буду ждать и увижу, как он полностью
восстановится, и тогда победа будет за мной. То, что казалось убийством, станет
чудом". 

     Как только он произнес последнее слово, облачко исчезло, впитав всю мою
кровь, и сияние камня наполнило его радостью.

     Протянув руки, он схватил его с подставки, но тут же лицо его исказил ужас.
Напрасно пытался он оторвать камень: он, казалось, прилип к его руке; камень
уменьшился, пронзая его ужасными болями. Другие священники, поднявшиеся вслед
за ним, чтобы вымыть зал, застыли у двери. Лицо первосвященника было обращено
к ним, а из тела его исходил поток красного мерцающего света, наполнившего
сердца их страхом так, что они не в силах были пошевелиться или заговорить. Это
длилось недолго, - пока Алмаз не исчез с его руки полностью, - и тогда тело
первосвященника распалось на тысячи кусков, а отвратительная душа, стеная,
полетела в пространство, сопровождаемая демоническими формами. Алмаз был
лишь иллюзией, то была моя кровь "воззвавшая с Земли", принявшая форму Алмаза
под воздействием его мыслей и честолюбивых желаний.

     "Идем же, - сказал мне монах, - идем же со мной на вершину".

     Мы поднялись на гору в молчании, и уже на вершине он повернулся, испытующе
взглянув на меня, и под его взглядом я вскоре почувствовал, что как бы смотрю на
экран, скрывающий что-то от моего взора. Экран и монах исчезли, а на их месте под
собой я увидел город. Теперь я стоял на внутренней, очень высокой башне
высочайшего из зданий. Это был древний храм, управлявший городом магов.
Неподалеку стоял высокий мужчина благородной наружности. Я знал, что это монах,
но как же он преобразился! А рядом с ним стоял юноша, от которого ко мне шли
лучи света, мягкие, но ясные, тонкие, но четко различимые. Я понял, что это был я.
Обращаясь к монаху, я спросил: 

     "Что это и почему это так?"

     "Это прошлое и настоящее, - ответил он, - а теперь - ты в будущем".

     "А он", - спросил я, указывая на юношу. 

     "Это ты сам".

     "Но как же я могу видеть все это? Что удерживает на месте этот образ?"

     "Это волшебное зеркало времени. Оно хранит для тебя образ, вечно скрывая
его. Обернись и посмотри вверх над собой".

     Подчиняясь его словам, я обратил взор на город, раскинувшийся внизу, а затем
поднял глаза вверх. Вначале я не увидело ничего кроме неба и звезд. Но потом, как
бы из эфира, появилась поверхность, через которую все еще просвечивали звезды,
а затем, когда взгляд мой стал пристальнее, она стала настолько явной, что,
казалось, ее можно было потрогать, звезды же исчезли. Инстинктивно я чувствовал,
что если мысли мои уклонятся хоть на миг, я вновь увижу лишь небо. Итак, я
оставался предельно внимательным. Постепенно на поверхности в воздухе стали
проявляться картины - сам город, его жители со всем многоцветием красок их
жизни. Смутный шум лился сверху, как будто там действительно жили люди.
Видение задрожало и исчезло, на смену ему появилось новое - желания и мысли тех,
кто жил внизу. Здесь не было событий действительной жизни, лишь изумительные
образы, рожденные мыслями: живые радуги, переливающиеся драгоценные камни,
прозрачные кристаллы. Но вскоре темная зловещая черта змеей проползла по
ослепительному видению, оставляя после себя то здесь, то там черные пятна и
полосы. И снова я услышал мягкий, проникновенный голос монаха:

     "Зеркало времени исчезает; жажда власти, страсти, ревность, тщеславие
искажают его. Скоро оно потухнет. Смотри".

     И я смотрел и видел, как на поверхности зеркала передо мной проходили
столетия. Все великолепие исчезло. Остался лишь грязный фон с отталкивающими,
темными контурами событий, вечных спутников раздора и жадности. Кое-где были
видны слабые всполохи и полосы света - добрые дела и помыслы тех, кто еще
оставался духовен. И тут у меня возникла неожиданная мысль: "Так что же это за
зеркало?"

     "Когда ты снова придешь, родившись на Земле, его будут называть
Астральным Светом", - произнес голос монаха.

     И вдруг раздались звуки тяжелой поступи, которые, казалось, заполнили все
пространство. Зеркальный экран в воздухе затрепетал, вещество его, если оно и
было, сжалось.  Казалось, какая-то внешняя сила вторглась в него, движения его
стали беспорядочными и - внезапно на небе снова засияли звезды, я же оказался в
духе на горе, где когда-то был Алмаз. Поблизости не было ни единого живого
существа, лишь из далеких сфер донесся голос: 

     "Слушай поступь грядущего".



БЛУЖДАЮЩИЙ ГЛАЗ

(У.К.Джадж под псевдонимом БРАЙЕНА КИННАВАНА)


     Эта история не небылицa, в которой я выдумываю мифического и
невозможного монстра, наподобие Головы Раху, глотающую, по поверьям индусов, 
Луну каждый раз в момент ее затмения. Раху - это всего лишь сказка, которая
олицетворяет для простых людей тот факт, что тень Земли поглощает белый диск,
но здесь я поведаю вам о настоящем человеческом глазе; страннике, искателе,
просителе; глазе, который разыскал вас и держал вас как змея птицу, пока он
стремился найти в вашей природе то, чего он никогда не мог найти прежде. О таком
глазе иногда рассказывают разные люди, но они видят его на психическом плане, в
астральном свете, его нельзя увидеть или ощутить при свете дня, движущимся
подобно другим объектом.

     Этот блуждающий глаз, о котором я пишу, всегда существовал на странном,
Священном Острове, где произошло столько событий много столетий назад. О, да!
Он и сейчас пребывает там, но ныне неясный, ибо дни власти его прошли - иные
думают, что навсегда. Но его действительная власть будет духовной. И так как
умами людей сегодня не владеет дух, и заботит их лишь временная слава, былое
величие Острова однажды вернется. Какие сверхъестественные и призрачные формы
появятся у его берегов; какие странный, тихий, шепот наполнит его горах; как в
сумерки, когда день только что отошел, его феи, внезапно вспомнив о том, что
некогда люди повелевали ими, - устремятся вдруг к ним, теперь боящимся их, -
соберутся на мгновение вокруг мест, где похоронена тайна, и - в тоске разлетятся.
Именно здесь впервые увидели блуждающий глаз. Днем он был обычного серого
цвета, пронзительный, твердый. Он всегда пытался отыскать то, от чего его нельзя
было бы отвлечь; по ночью он горел своим собственным светом, и можно было ясно
видеть, как он блуждал по Острову, то быстро, то медленно, иногда останавливаясь
в поисках того, чего никак не мог найти.

     Люди боялись этого глаза несмотря на то, что были знакомы со всеми видами
магических явлений, которые теперь неизвестны западному человеку. Сначала те,
кому глаз надоедал пытались уничтожить или поймать его, но это им никогда не
удавалось, ибо при этом глаз тотчас же исчезал. Он никогда не проявлял
возмущения, но, казалось, преследовал вполне определенную цель и искал
определенного конца. Даже те, кто пробовал разделаться с ним, были поражены, не
встретив никакой угрозы с его стороны, когда в ночной тьме он вдруг появлялся у
их изголовья и снова всматривался в них.

     Я никогда не слышал, чтобы кто-либо кроме меня знал о том, когда впервые
началось это волшебное блуждание и кому принадлежал этот глаз. Я же был связан
обетом и не мог раскрыть тайны.

     В том же старом храме и башне, о которых я рассказывал прежде, жил один
старик, который всегда был в хороших дружеских отношениях со мной. Он был из
тех, кто всегда спорил и сомневался, при этом надо отдать должное его честности
и стремлению постичь истины природы, постоянно задаваясь вопросом: "Если бы я
мог знать истину. Это все, что я хочу знать".

     Сколько бы я предлагал ему решений, подсказанных мне моими учителями, он
всегда подвергал все вечным сомнениям. В храме ходили слухи, что он воплотился
с таким состоянием сознания, и учителя знали его как человека, который в
предыдущей жизни всегда сомневался и колебался просто ради того, чтобы
услышать решение, но без желания что-либо доказать самому. После множества лет
бесплодных дискуссий он поклялся искать только истину. Но Карма, накопленная
жизненной привычкой еще не успела завершиться, и поэтому в том воплощении, в
котором я его встретил, ему, хотя он и был искренен и честен, мешала вредная
привычка его предыдущей жизни. Поэтому-то и решения, которые он искал, почти
всегда ускользали от него.

     Но к концу той жизни, о которой я повествую, он обрел некоторую уверенность,
что с помощью особой практики он смог бы сконцентрировать в своем глазу не
только способность видеть, но и все другие силы, и, несмотря на мой сильный
протест, упрямо взялся за эту задачу. Постепенно его глаз обрел необычное и
пронзительное выражение, которое усиливалось по мере того, как он увлекался
рассуждениями. Он пывтался увериться в новом, но старая Карма сомнения все еше
продолжала терзать его. Потом он заболел и, так как он был довольно стар, был
почти при смерти. Однажды вечером я пришел к нему по его просьбе и,
приблизившись к его ложу, увидел, что конец его близок. Мы были одни. Он говорил
свободно, но очень грустно потому, что с приближением смерти он начал видеть
вещи более ясно, и с каждым часом удивительная пронизывающая сила его глаз
увеличивалась. Молящий вопрос был в них. 

     "Увы, - сказал он, - я снова ошибся; но такова Карма. Я преуспел только в одном,
но это задержит меня навсегда".

     "Что это?" - спросил я.

     Выражение его глаз, казалось, говорит о том, что он видет будущее, когда он
рассказал мне, что его особенная практика вынудит его в течение долгого периода
времени быть привязанным к своему наиболее сильному глазу - к правому - до тех
пор, пока сила энергии, затраченная на обучение этому искусству полностью не
истощится. Я видел как смерть медленно овладевала им, и когда я считал его уже
мертвым, он неожиданно нашел силы, чтобы взять с меня обещание не выдавать его
тайну - и скончался.

     Как только это произошло, стало темнеть. После того, как его тело охладело,
я увидел сверкающий человеческий глаз, уставившийся на меня. Это был его глаз;
я сразу узнал его выражение. Все его отличительные черты и сам образ мышления,
казалось, сконцентрировались в этом взгляде, обращенном теперь на меня. Затем
он повернулся и вскоре исчез. Тело старика предали земле; и никто кроме меня и
наших учителей не знал об этих событиях. Но затем, в течение многих лет, во всех
частях Острова видели блуждающий глаз, вечно ищущий, вечно спрашивающий, но
никогда не ожидающий ответа.




ГАЛЕРЕЯ АСТРАЛЬНЫХ ОБРАЗОВ

(У.К.Джадж под псевдонимом БРАЙЕНА КИННАВАНА)


     Хотя галерея образов, о которой я сейчас пишу, уже давным-давно забыта, с
тех пор, как ее хранители покинули то место, где она была, никто никогда не смог
бы найти ее там. Тем не менее, подобные галереи можно найти в тех местах, куда
нельзя попасть без проводника. Теперь они скрыты в отдаленных и недоступных
местах; в горах Гималаев и за ними, в Тибете, в индийском подземельях и других
таинственных местах. Тайным братствам не требуются шпионские отчеты или
исповеди грешников, у них есть свои непостижимые хроники, всех поступков, мыслей
и чувств тех, кого они описывают. В братствах Римско-Католическо церкви или
франкмасонства ни один проступок не разбирался до тех пор, пока кто-либо не
донесет на виновного или он сам не исповедуется. Каждый день один масон за
другим нарушали и букву и дух даваемых ими обетов, но, если никто не узнавал это
и не налагал наказания, то он по-прежнему сохранял свою добрую репутацию.
Солдат в лагере или в поле преступает строжайший дисциплинарный устав, однако,
если он сделает это незаметно для тех, кто мог бы разгласить это или наказать
его, он ненаказуем. Также и члены различных религиозных организаций. Действием
или мыслью они постоянно нарушают все заповеди в тайне от своих собратьев и
глав Церкви, но тем не менее, не теряют своей авторитета. Однако, ни у великой
Римско-Католической церкви, ни у франкмасонов, ни в какой-либо иной религиозной
секте не найдется такой галереи, о которой я сейчас попытаюсь вам поведать,
галереи, в которой записаны самые незначительные мысли и поступки.

     Я не имею в виду великий Астральный Свет, сохраняющий верные картины
всего того, что мы делаем, будь мы теософы или зубоскалы, католики или
франкмасоны, но подлинную коллекцию подобий, специально составленных так,
чтобы выделить одну из многочисленных функций Астрального Света.

     Впервые я услышал об этой чудесной галереи во время разговора со стариком,
превратившимся в блуждающий глаз, а после его смерти мне показали и саму
галерею. Она хранилась на Священном Острове, где происходило множество
загадочных и удивительных событмий и хранилось немало магических предметов.
Вы можете спросить меня, почему подобные события не происходят сейчас, но с
таким же успехом вы могли бы спросить меня о причинах шибели Атлантиды или
об исчезновении великой Ассирийской Империи. Просто пришел их срок точно также,
как когда-нибудь придет конец и нашей современной хвастливой цивилизации, и она
погибнет. Закон циклов не может быть нарушен, и как верно то, что приливы на
земле сменяются отливами, а кровь течет по телу, так верно и то, что все великие
дела приходят к завершению, а могучие народы исчезают с лица земли.

     Это случилось за несколько месяцев до смерти старика, когда он либо
чувствуя приближение смерти, либо подчиняясь неизвестному мне приказу учителей,
открыл мне много тайн и намекнул на другие. Однажды, сожалея о своих
многочисленных ошибках, он обратился ко мне, заметив:

     "Случалось ли тебе тебе когда-либо увидеть галерею, где записывается любое
изменение твоего настоящего духовного состояния?"

     Не понимая, что он имеет в виду, я ответил: "Я не знал, что такая здесь
имеется".

     "О, да; она находится в старом храме на вершине горы, и Алмаз светит там
ярче, чем где-либо".

     Боясь обнаружить мое глубокое невежество не только относительно того, о
чем он говорил, но и относительно характера этой галереи, я пытался вкести беседу
таким образом, чтобы извлечь больше информации, а он, предполагая, что я уже
знаком с такого рода галереями, начал описывать эту. Но, дойдя до самой важной
части описания, он оборвал рассказ также резко, как и начал его, так что мое
любопытство осталось неудовлетворенным. И до самого дня своей смерти он не
касался больше этого темы. Но после его необычной болезни, за которой
последовало появление необычайного блуждающего глаза, мысль об этих образах
совершенно вылетела из моей головы.

     Но, казалось, что воздействие этого блуждающего, одинокого, разумного глаза
на мой характер стало лишь тенью или предзнаменованием моего знакомства с
галереей. Его обычныйи вопрос, в связи с его личными недостатками и тем, какой
урок он извлек из этого, когда вся его природа сконцентрировалась, воплотившись
лишь в его глаз, долго блуждавший по Острову, заставило меня обратить мои
мысли внутрь себя с тем, чтобы обнаружить и уничтожить ростки зла в самом себе.
Между тем все обязанности в храме, где я жил, усердно выполнялись. И вот
однажды ночью, достигнув смирения духа, я заснул при белом лунном свете,
падающем на пол, и мне приснилось, что снова встретил живого старика и что он
спросил меня, видел ли я галерею образов. "Нет, - сказал я во сне, - я забыл о ней",
и проснулся от звука своего собственного голоса. Взглянув вверх, в лучах лунного
света я увидел фигуру  человека, которого я никогда не видел прежде ни в одном
из храмов. Он смотрел на меня ясным холодным взглядом, и издалека донеслось то,
что я принял за его голос.

     "Следуй за мной".

     Поднявшись с постели, я пошел в ночь вслед за немногословным проводником.
Высоко в небе стояла полная Луна, и все вокруг было наполнено ее сиянием. Вдалеке
стены храма, ближайшего к горе Алмаза, казались освещенными внутренним светом.
Туда-то и направлялся мой проводник. И вот мы подошли к широко открытой двери.
Стоило мне переступить порог, и я заметил, как одинокий, серый, блуждающий глаз
моего старого друга и со-ученика появился за мной в воздухе, глядя прямо мне в
душу, и я понял его выражение, как если бы он сказал мне:

     "Галерея здесь".

     Мы вошли, и, хотя все священники находились на местах, никто из них,
казалось, не заметил меня. Мы прошли через двор, пересекли залу, спустились вниз
проследовали длинным коридором, пока не попали в просторное и помещение без
крыши, куда вела лишь одна дверь. Лишь звезды сияли в небе, а потоки не только
лунного света смешивались со светом от Алмаза. Поэтому здесь не было тени, и
иной свет был не нужен. Когда бесшумная дверь мягко закрылась за нами, печальная
мелодия наполнила все вокруг. Но вот она оборвалась, и в тот же миг в одном месте
показалась тень, которая тут же была поглощена светом.

     "Смотри внимательно, но ничего не трогай и ничего не бойся", - сказал мне мой
молчаливый чичероне. С этими словами он повернулся и оставил меня одного.

     Но разве мог бы я сказать, что я остался один? Место наполнилось лицами. Они
находились вверху и внизу длинной залы; у пола, над ним, выше, вдоль стен, в самом
воздухе, повсюду за исключением одного ряда, но никто из них не двигался с места,
хотя все казались живыми. И время от времени странные стражи из элементального
мира перемещались здесь с места на место. Следили ли они за мной или за этими
лицами? Сначала я почувствовал, что они сследят за мной, так как, куда бы я не
перемещался, они искоса следили за мной; но через миинуту случилось нечто,
уверившее меня в том, что они следили за лицами.

     Я стоял, глядя в лицо одного моего старинного друга приблизительно моего
возраста, которого направили в другую часть Острова, и это наполнило мое сердце
безотчетной грустью. Одно из любопытных элементальный созданий беззвучно
приблизилось к нему. В изумлении я даже напряг глаза, так как образ моего друга
начал явно меняться в цвете. Его выражение менялось с каждой секундой. Оно из
белого стало серым и желтым, потом снова серым, а затем неожиданно оно все
почернело, как будто быстро разлогалось. Потом снова зазвучала та же печальная
музыка, которую я уже слышал, входя в зал, а темный лик, казалось, отбрасил тень,
но ненадолго. Элементал набросился на теперь уже безжизненный образ, разорвал
его на части и одному ему известным способом развеял атомы и восстановил
яркость пространства. Но увы! Образ моего старого друга пропал, и я почувствовал
тяжелое, почти невыносимое, подобное отчаянию уныние.

     Как только я свыкся с моим окружением, я стал время от времени ощущать
сладкую, но тихую музыку, которая, казалось, исходит от этих образов. Поэтому,
выбрав одно, я остановился перед ним и стал наблюдать. Образ был ярок и чист.
Его глаза сморели на меня полусознательно, как бы во сне. Да, иногда образ
становился чуть поярче, и в эти моменты я слышал приятную музыку. Это убедило
меня в том, что выражения окружавших меня лиц связаны с музыкой.

     Но опасаясь, что меня позовут назад, я принялся внимательно рассматривать
коллекцию и обнаружил, что все мои со-ученики были представлены здесь, подобно
сотням других, которых я никогда не видел. Здесь были и образы всех чинов
священников, которых я видел на Острове. Однако, та же печальная музыка каждый
раз напоминала мне о том, как почернел образ моего друга. Я знал, что это означает,
что и другие образы чернеют и тут же уничтожаются заботливыми элементалами,
которые, как я видел краем глаза, набрасывались на них всякий раз, как только
звучала такая музыка. Это было подобно стенаниям ангелов, видящих еще одного
смертного, идущего на моральное самоубийство.

     Мгновение спустя, передо мной появилось объяснение этой галереи. Здесь
находились живые образы всех учеников или священников ордена, основанного
Адептами Алмазной Горы. Эти одушевленные образы были связаны невидимыми
нитями с характерами тех, кого они представляли, и подобно телеграфу они
мгновенно записывали точное состояние сознания ученика; когда он терпел полную
неудачу, они становились черными и уничтожались, когда он преуспевал в духовной
жизни, степень их яркости или красота показывали его точное состояние. Когда я
пришел к таким заключениям, залу наполнили громкие и сильные звуки. Прямо
передо мной было прекрасное спокойное лицо; его сияние излучало свет вокруг него,
и я понял, что некий невидимый брат, - хорошо ли я его знал или не очень, - достиг
определенной высоты продвижения, соответствующей таким тонам. Именно в этот
момент вернулся мой проводник, и я обнаружил, что я нахожусь рядом с дверью; она
была открыта, и мы вышли вместе, следуя по тому же пути, которым пришли сюда.
Снаружи, по положению Луны, я определил, сколько времени я пробыл в галерее.
Молчание моего проводника указывало и мне хранить молчание, и он вернулся со
мной в ту комнату, из которой мы пришли. Там он остановился, посмотрел на меня,
и снова я услышал его вопрошающий, будто бы издалека, голос, как если бы он
сказал:

     "Итак?"

     В моем сознании возник вопрос: "Как созданы эти образы?". Ответ исходил как
бы от всего него, но не из губ:

     "Ты не поймешь. Образы эти не сами личности, но, однако, они состоят из их
сознания и тел".

     "Прав ли я был, думая, что они соединены с теми, кого изображают,
невидимыми нитями, по которым передается состояние личности?"

     "Да, совершенно прав. И они никогда не ошибаются. День ото дня образы
изменяются в лучшую или худшую стороны. Стоит только ученику встать на этот
путь, как в зале появляется его образ; и нам не нужны ни шпионы, ни услужливые
ученики-доносчики, ни отчеты, ничего другое. Все записывается само собой. Нам
остается лишь наблюдать за образами, чтобы знать, продвигается ли ученик вперед
или назад".

     "А эти любопытные элементалы, - подумал я, - наверное, питаются
почерневшими образами".

     "Они убирают мусор. Они собирают и рассеивают разложившиеся и
вредоносные атомы, которые образовывали почерневший образ - им больше не
подобает оставаться в таком окружении".

     "А музыка исходит от образов?"

     "О, юноша, тебе еще многому надо научиться. Она исходила от них, но
принадлежит также всем другим душам. Она есть вибрация мыслей и духовной
жизни ученика: это музыка его благих дел и братской любви".

     Затем мне пришла в голову сумасшедшая мысль: "Как может кто-нибудь, - если
это вообще возможно, - восстановить свой образ в галерее, если он один раз уже
почернел?"

     Но моего проводника уже больше не было рядом со мной. Я услышал лишь
слабый шелестящий звук - и три далеких глубоких ноты, как если бы звонили в
большой бронзовый колокол!




КОЖА ЗЕМЛИ

(У.К. ДЖАДЖ под псевдонимом БРАЙЕНА КИННАВАНА)

     Холодный материализм XIX века парализует чувство и убивает мистицизм.
Таким образом, он совершает двойное преступление, обедняя человека и мешая
многим классам чувствующих существ подниматься по лестнице, ведущей от Земли
к небу. Поэтому, рассказывая эти истории, я чувствую себя в безопасности под
защитой редактора журнала, для которого я пишу, так как, если бы люди знали, что
я верю в то, что умственный нигилизм века влияет на все разумные существа, и не
только на человека, моя жизнь вскоре стала бы тяжелым бременем. Наш век столь
полон невежества, что его даже не заботят даже тяжкие стоны, раздающиеся из
недр Матери-Земли. Его и не будет это заботить до тех пор, пока презрение к тому,
что он называет предрассудком, не вызовет его разрушения, но затем наступит иное
время, и придут иные люди.

     Все было иначе на нашем Священном Острове несколько циклов тому назад.
В те времена то, что ныне мы считаем предрассудком, было знанием, которое сейчас
вытеснено дерзкой насмешкой, за исключением разве что эмпирической
классификации немногих фактов. Славное же наследие уступило место простому
признанию нашей ограниченности. Но я погружаюсь в прошлое и забуду о настоящем.

     Семь месяцев минуло с того времени, когда, стоя в картинной галерее, я
увидел как появился и исчез образ дорогого мне друга, и теперь, утром того дня,
когда мне пришлось пройти около горы Алмаза, до меня дошла весть о том, каким
образом он предал свой долг, обуреваемый тщелавием и его неразлучным спутником
- сомнением.

     Итак, в назначенный час я ждал посланца. И снова бледные полосы лунного
света проникали в комнату, освещая циферблат лунных часов, причудливо вделанных
в пол и в стены с помощью некоего химического состава, позволявших показывать
время только с помощью Луны света после полнолуния. Бледные и холодные знаки
на часах означали, что шел семнадцатый день ее цикла. Я стоял и смотрел на
циферблат, зачарованный символами, которые чертил серебряный свет, хотя я
наблюдал то же самое каждый месяц в течение многих лет. Но сейчас, когда я
смотрел на часы, я вдруг увидел новое знамение древнего магического искусства.
Иногда через пол плавно текли облака, а на них, казалось, покоится сама земля.
Такого я еще не видел прежде. Так было семь раз, как вдруг я почувствовал, что
рядом со мной стоит безмолвный посланник. Обернувшись, я увидел его, и тогда он
позвал меня в галерею.

     "Знаком ли тебе этот образ?" - сказал он.

     "Нет. Мне все кажется темным."

     "Это знак того, что ты должен прийти в зал Земли за пределами галереи.
Внимательно посмотри на шар, вращающийся над облаками и скажи, что ты
видишь".

     Казалось, эти слова слетели не с человеческих уст, а от того, что было вокруг
него, как если бы весь воздух был наполнен звуком. Но повинуясь, я пристально
вгляделся в изображение в указанном направлении и увидел, что поверхность
магического шара двигалась, а затем через него стали проходить мириады
маленьких существ.

     "Пора, - раздались звуки, исходящие от того, что было вокруг бесстрастной
сущности, - это знак. Пойдем". И он повернулся. Я последовал за ним вверх к зданию
через галерею астральных образов, где в полной тишине сменялись лица и звучала
тихая музыка. Я бы задержался там, чтобы снова рассмотреть эти волшебные
образы, но, казалось, какая-то невидимая нить увлекала меня следом за моим
проводником. Когда мы приблизились к другому концу галереи, мои глаза не могли
различить ничего кроме глухой стены, посланник прошел через нее и исчез. Боясь
остановиться, не в состоянии сопротивляться влечению натянутой невидимой нити,
я подошел к стене. На мгновение я застыл и, затаив дыхание, прошел сквозь нее -
стена оказалась лишь облаком или паром - и очутился по ее другую сторону.
Обернувшись, в надежде все еще увидеть что-либо через эту нематериальную стену,
я обнаружил, что она совершенно непроницаема для глаз. Тут нить, тянувшая меня,
ослабла, так как мой проводник остановился. Подойдя к стене, я протянул руку, и
мои пальцы свободно прошли сквозь нее, или скорее исчезли в ней, ничего не
ощущая. Затем голос проводника произнес:

     "Такова кожа Земли для тех, кто живет под ней". С этими словами он снова
прошел в дверь большого зала, в который последовал и я. Здесь все было наполнено
слабым, но стойким запахом земли. Я стол у входа, закрывшегося бесшумной
движущейся дверью, и мог видеть, что все вокруг за исключением того места, где
мы стояли, находилось в движении, как если бы мы видели большой глобус,
вращавшийся вокруг своей оси, и чувствовали каждое его движение.

     Когда я присмотрелся, я увидел, что поверхность вращающейся массы покрыта
сонмом существ, двигающихся по кругу. Их движение и было причиной вращения.
И тут мне показалось, что крутящееся тело стало прозрачным и заполнилось теми
же существами изнутри. Они постоянно двигались от поверхности к центру по точно
определенным траекториям. Это был целый глобус, убедительно исполненный в
миниатюре, существа же на нем и внутри его двигались, направляемые некой
Сущностью, о чьем присутствии можно было догадаться только по лучам света.
Другие тоже не могли видеть ее, но исполняли его безмолвные приказания.

     Эти крохотные существа были разнообразнейших цветов и форм: некоторые
внешне походили на человека, другие выглядели как цветки морских звезд, чьи
чистые краски насыщаются и бледнеют в ритме внутреннего пульсирующего света.
Но независимо от их формы, все они казались мимолетными, призрачными и легко
растворимыми. В своей истинной сути существа представляли собой энергетические
центры, ядра, вокруг которых то в одном виде, то в другом конденсировался свет, 
что приводило к постоянному  изменению их типа и формы. Некоторые были более
быстры и гармоничны в своих движениях, чем другие, и я понял, что первые были
более развитыми в иерархии Сущности. У них были большие орбиты, вокруг
которых вращались спутники. Таких систем было много, и все они повиновались
неуловимой внутренней Силе, которую я не мог распознать. Каждая система
существовала для блага всего остального: каждая приветствовала и поддерживала
всех, продвигавшихся вперед в гармонии, делом которой были труд и любовь. Их
задача, казалось, была двоякого рода: они помогали поддерживать вращение Земли
вокруг своей оси и, в то же время, направляли ее по орбите. Убыстрявшаяся
скорость их движения придавала им все большее великолепие и яркость, подводя
все ближе к более высокому развитию сознания, к разуму, осознавшему себя, и
любви. Процесс роста вызывали потаенную вспышку в металлах и рост всей подобно
тому, как искрометное прикосновение пламени порождает пламя.

     Направляемые Невидимой Силой, повинуясь ей беспрекословно, (ибо
повиновение присуще их природе), они имели и тех, кто, благодаря великому
импульсу и возбуждению новых сил, привлекаемых ими и собирающихся вокруг них,
казалось, были готовы превратиться в некое более полное образование, более
высокое состояние разума и жизни. Но эти существа удерживались чем-то,
отличающимся от направляющей их Силы. Приглядевшись, я увидел в этом месте
работу противоположного влияния.

     Орбита многих из этих покорных и прекрасных существ проходила насквозь,
через мистическую стену туда и обратно. Они выполняли свой долг как на земле,
так и под землей; преданное исполнение этих обязанностей являлось частью
эволюции в более высокой степени служения и форме. Часто этому препятствовало
зловредное влияние. Оно выглядело как темный туман, полный ядовитых испарений,
который при охлаждении лишался силы. Как только облака вплывали в зал, кольца
их принимали то одну, то другую форму изменчивых и зловещих образов, ненависти,
вожделения и гордыни. Многие из существ, соприкасаясь с ними, испытывали это
влияние, как отпечатки на их чувствительных сферах, придающие им ужасающее
сходство, сходство, которое они не в ссилах были стряхнуть с себя, становясь,
таким образом, тем же гибельным паром с измененными нестройными движениями.
Других ледяное прикосновение парализовывало. Иные становились настолько
отягощенными, что не могли помочь своим собратьям, работа их становилась
неустойчивой, а орбитальное движение замедлялось. Но все равно вся масса
продолжала вращаться подобно некоему великолепному созданию, бледнея и
накаляясь, пульсируя и замедляясь, сверкая огромным радужным сердцем, наполняя
пением мрак. Здесь пары были побеждены большей силой нежели та, что нарушала
гармонию, которая, собираясь и уплотняясь, душила яркие системы в своих
отвратительных объятиях, мешая их движению. Затем же оставляла их, когда они
падут парализованными, чтобы подкрасться к новым жертвам. И сквозь всю эту
странную картину прекрасной борьбы я видел неясные, подобные облакам, очертания
городов, населенных земными людьми, своих друзей, а также земные реки, горы и
деревья.

     В моем сознании возник вопрос: "Почему земные города кажутся такими,
какими они предстают во сне?"

     И тутже на стене появилась надпись, смысл которой звучал в каждой ее букве:

     "Когда тебе показали элементальные существа, то люди Земли и их города
казались туманными потому, что твои мысли были направлены не на них. Посмотри
еще раз!"

     Я увидел, что дьявольский туман собрал силы в одном месте и разрушил
гармонию и быстроту у столь многих маленьких созданий, что большой
вращающийся глобус сошел со своей оси, все ускоряя движение, и я понял, что на
какой бы земле это ни случилось, это вызовет большие изменения, на тропе тумана
на человека обрушатся эпидемии болезни и преступления. Ужаснувшись от таких
невиданных бедствий, я посмотрел в сторону моего проводника в поисках ответа.
Но, как только я сделал это, он исчез, и, казалось, что его голос запечатлелся на
самой стене живыми буквами, которые гласившими:

     "Это мысли людей". Я закрыл лицо руками в страхе перед таким наследием,
и, когда я взглянул снова, сильные струи били сквозь Кожу Земли. Это мысли
низвергались и изливались миазматическими потоками.

     Я бы задал еще много вопросов, но откуда-то издалека раздались звуки низкого
бронзового колокола. Вокруг меня падал ливень земных цветов; я прошел через
стену; проводник мой ушел; и я остался один в своей комнате, размышляя над
увиденным.




ПРИХОД ЗМИЯ

(У.К. ДЖАДЖ под псевдонимом БРАЙЕНА КИННАВАНА)

     Белые лучи струились над всем Островом, когда Алмаз на горе испускал свое
последнее непрерывное сияние до тех пор, пока зловещая змея, порожденная кровью
Змия не пронеслась по морю, достигнув большого Острова вдали. И тогда все стало
черным как ночь. Отделившись от своего тела, лежавшего холодным и бездыханным
рядом с алтарем, я видел первосвященника, склонившегося над ним, пока растущая
тьма не наполнила его тревогой, сменившейся ужасом. Когда он поднялся, я
услышал, как торжественный голос, заполнивший все пространство вокруг, произнес
такие слова:

     "Цикл завершен. Ты закончил часть своей работы, осталось доделать немного,
покончив с последней змеей. Ты должен продолжить работу на иных Островах до
тех пор, пока судьба не приведет тебя куда-либо еще. Не бойся, но продолжай со
спокойным мужеством, ибо мы всегда с тобой как в ночной тьме, так и при дневном
свете".

     Внезапная слабость наполнила мое эфирное тело, туманные формы бесшумно
перемещались вокруг меня, и я понял, что лечу на восток над огромным
колышущемся морем. Я летел все дальше и дальше, пока вскоре не почувствовал
запах земли. Я плыл над другим Островом с запада. Здесь воздух был насыщен
тяжелыми эманациями. Я потерял сознание, а затем - вновь родился на другой
земле, на Восточном Острове. Даже будучи еще ребенком, я знал, что кровь Змия
пришла раньше меня, и прекрасно осознавал, что однажды мне предстоит
встретиться с ним. Когда я вошел в круг Друидов, один из них рассказал мне о
приходе Змия.

     Моим учителем и рассказчиком был высокий старик, проживший более ста лет.
Его грудь покрывала длинная седая борода. Большие голубые глаза, казалось,
светились внутренним светом его души, устремленной на вас, но выражение их было
суровым и бесстрашным. Глаза эти пронзали вас насквозь, но несли с собой
спокойствие и надежду. Спокойствие, приобретенное многими жизнями борьбы и
побед; надежда, даваемая четким видением будущего; старик был провидцем и знал
о великих приливах и отливах времени. Он сказал:

     "Мальчик, твои вопросы возникают благодаря опыту, полученному в прошлом.
Змий живет на этой земле, куда мы пришли давным-давно. В течение многих веков
наблюдая с Острова Алмаза, как эта земля медленно возникала из глубины,
коснулась поверхности воды, а затем поднялась над ней. Твой собственный остров
гораздо старше этого. Мы поставили огромные камни, обладающие магической
силой, на илистой поверхности, как только она показалась над водой, и удерживали
их на месте с помощью той же самой силы, надеясь подготовиться к приходу Змия,
так как мы знали, что он должен прийти. Но победить смогут лишь сердце и воля
человека: магические камни, амулеты и чары имеют силу только временную. Итак,
прошло много веков, и после того, как суша поднялась, покрылась растительностью
и населилась людьми, мы с грустью заметили, что эманации, исходящие от ее
обитателей, день ото дня становится все грубее.

     За морем от Горы Алмаза под горизонтом ночью виделся слабый красивый
свет, а днем - голубоватая дымка. Однажды ночью, когда я смотрел на запад, свет
в небе вспыхнул с необычайной силой. Мы поняли, что час настал. Тьма усилилась,
так как священный огонь погас, а в воздухе из-за моря послышался шипящий звук.
Это была кровь Змия, одна капля ее превратилась в меньшую змею, которая плыла
к нам с Запада. Это произошло в тот день, когда ты, нарушив традиции в храме,
задушил древнего Змия за алтарем и оставил свою жизнь в руках первосвященника
ложной религии.

     Напрасно раздавалось наше пение вокруг могучих камней, величественно
стоящих в долине. Зловещее шипение доносилось все громче и громче; все ближе
к Земле, ближе к самим камням Солнца. Змий упал и исчез из виду.

     С тех пор его гибельное воздействие ощущается повсеместно, и, до тех пор,
пока ты не пришел, мы не знали, когда должен прийти Спаситель. В тебе заключена
сила, способная сокрушить последние остатки власти крови Змия. Может быть, тебе
помогут твои старинные друзья, так как, хоть ты и моложе всех здесь, ты все же
и старше всех нас. Будь же мудр и справедлив. Помни свой долг, постоянно
стремись, и однажды последняя капля этой змеиной крови изменится при помощи
твоей силы и твоего искусства и трансмутируется в эликсир.


ИСТИННЫЙ ПРОГРЕСС

(У.К.Джадж под псевдонимом БРАЙЕНА КИННАВАНА)

     Наверное, тем, кого увлекают дискуссии о том, что полезнее - знакомство с
Астральным Планом и наблюдение за ним, либо изучение метафизики и этики
теософии - может помочь опыт одного из учеников. Несколько лет я изучал
Астральный Свет и экспериментировал с ним так, что в конце концов я мог, при
случае, воспользоваться даром смотреть в него и видеть изумительные образы
этого плана, искушающие наблюдателя. Но хотя мои попытки увидеть эти странные
видения в чем-то увенчались успехом, я чувствовал, что у меня не прибавилось
знания ни о том, каким образом эти картины становились видимыми, ни о
источниках, их порождавших. В моем распоряжении было огромное множество
фактов. Но чем больше я собирал их, тем дальше я был от понимания закона, ими
управляющего. Я призвал Учителя, и Он сказал:

     "Помни об иллюзиях материи".

     "Но, - сказал я, - является ли материей то, во что я смотрю?"

     "Да, и эта материя в чем-то грубее, чем та, из которой создано твое тело. Она
полна иллюзией и кишит существами, враждебными прогрессу, и мыслями всех
когда-либо живших злодеев".

     "Каким образом, - спросил я, - смогу я узнать о ней хоть что-то, если я не стану
исследовать ее?"

     "Для этого тебе достанет времени, но только после того, как ты правильно
вооружишься перед исследованием. Тот, кто отправляется в незнакомую страну без
необходимых запасов, без компаса, не зная обычаев народа то местности,
подвергает себя опасности. Наблюдай же и смотри".

     Предоставленный, таким образом, самому себе, я обратился за объяснениями
к тем, кто лишь начал изучать Астральный Свет, но, тем не менее, привык видеть
его картины каждый день. Но ни у одного из них не было сколь-либо достойной
теории или философской основы. Все они путались и противоречили друг другу. К
тому же почти все они пребывали в полном невежестве относительно остальных
жизненных вопросов. Никто из них не отличался выдержкой и беспристрастием;
наоборот, движимые противоречивыми ветрами желаний, все они казались
ненормальными; ибо, будучи одержимыми способностью видеть или слышать в
Астральном Свете, они не контролировали себя в других сферах бытия. Более того,
эта странная, казалось, опьяняла их, так как в этом отношении они становились
выше других людей, хотя при этом совсем не преуспевали в чисто практических
делах.

     Продолжив исследования еще глубже, я обнаружил, что все эти "пророки" были
пророками лишь наполовину, и, может, даже менее того. Одни могли слышать
астральные звуки, но не способны были видеть астральные образы; другие, напротив,
видели картины, но не воспринимали ни звука, ни запаха; иные же видели лишь
символы. Но при этом каждый из них высмеивал особенные способности других.
Обращаясь даже к самому великому Эммануэлю Сведенборгу, я увидел в нем
провидца необычайной силы, но он был устроен так, что мог видеть в Астральном
мире лишь серии образов, являвшихся всего-навсего продолжением его собственных
врожденных убеждений. И хотя у него было несколько видений реальных событий,
произошедших на расстоянии, их число было столь мало, что не стоит серьезного
рассмотрения.

     Итак, одна опасность, от которой меня предостерегал учитель была совершенно
очевидной. Это была опасность запутаться и затемнить сознание бесконечными
образами, не дающими полезной пищи для опыта. И тогда я снова обратился к
учителю и спросил:

     "Разве у Астрального Света совсем нет возможности учить, и если нет, то
почему? Есть ли другие опасности кроме тех, которые я уже открыл?"

     "Ни одна сила, принадлежащая Астральному Плану, сама по себе научить тебя
не может. Он содержит отпечатки, сделанные людьми в своем невежестве и
безрассудстве. Неспособные пробудить истинные мысли, они продолжают заражать
этот свет вирусом своих неуправляемых энергий. Ты же, либо любой другой
провидец, глядя в него, исказите и извратите все, что вы там найдете. Он откроет
тебе картины, созданные твоими собственными привычками, наклонностями и
слабостями. Таким образом, ты увидишь всего-навсего искаженную и
преувеличенную копию самого себя. Астральный План никогда не научит тебя
видеть причины вещей, так как они ему неизвестны. Но если идти еще дальше, то
тебя будут подстерегать еще более странные опасности, чем те, которые ты уже
знаешь. Там пребывает страж порога, порожденный всем злом, содеянным
человеком. Никто не в силах избежать встречи с ним, и горе тому, кто не готов к
этому; ему угрожает смерть, отчаяние или моральное разложение. Посему, посвяти
себя духовным устремлениям и истинной самоотверженности, что поможет изучить
причины, действующие в природе, законы, по которым они работают и на что
обращено их воздействие".

     Тогда я посвятил всего себя тому, на что указал мне Учитель, и обнаружил,
что однажды приобретенная философская основа ясно показывает как добиться
бесстрастия и делает практику легкой. Это дало мне возможность освободиться
от тысяч сомнений, обуревающих всех тех, кто вглядывается в Астральный Свет.
Эта практикой стара, ее предписывают еще древние школы, у которых мы
заимствовали наше знание об Астральном Свете. Они требовали от ученика
отказаться от каких-либо оккультных практик до определенного срока, пока он ни
заложит прочное основание логики, философии и этики; и лишь тогда ему было
дозволено пойти дальше по этой странной стране, из которой многие
неподготовленные искатели возвращались, не найдя истины, а порой и лишенные
рассудка. Позже я узнал, что Учителям Теософского Общества принадлежат такие
слова: "Пусть Теософское Общество процветет моралью и философией, и
отрешится от простого собирания фактов". Будем ли мы более великими, чем Они,
или направим в невежестве стопы свои по тропе, ведущей к разрушению?